О мифах про украинский язык мы поговорим в другой раз… Итак, о генетической зависимости украинского языка от польского говорить не приходится. Антинаучная сентенция о том, что наш язык является якобы полонизированным диалектом русского языка, – это злостная выдумка, появление которой вызвано элементарным невежеством, а также политическими стремлениями российских шовинистов. (см. начало)
Разнообразные, а подчас и полярно противоположные мнения о времени и месте формирования восточнославянских народов и их языков, в частности и украинского, объясняются прежде всего отсутствием в ХІХ в., да и в первой половине ХХ в., достаточного количества необходимых научных фактов. На результатах исследований негативно сказался и узкий подход к этим проблемам подавляющего большинства ученых. Филологи ставили перед собой задачу выяснить только время и обстоятельства возникновения восточнославянских языков (то есть лишь глотогенетические проблемы) и пытались их решить на сугубо языковом материале (свидетельства письменных памятников и – реже – народных говоров) без связи с историей народа. А историки и археологи, как правило, занимались проблемами этногенеза (то есть – происхождения) отдельных славянских народов.
На современном этапе объективное раскрытие процесса становления и развития определенной народности и её языка, в частности и украинского, возможно лишь на широком и всестороннем материале при объединении языковедческих фактов с выводами других общественных наук – истории, археологии, антропологии, этнографии, фольклористики и др. Такой комплексный подход необходим, по крайней мере, по двум причинам. Во-первых, исторические корни украинской народности и украинского языка уходят в глубокую древность.
Современная территория Украины, расположенная на плодородных землях с теплым и умеренно влажным климатом, издавна была плотно заселена разными народами, а украинская лесостепь, вероятно, была частью прародины славян. Ранние славяне и даже неславянские этносы в определенной мере влияли на формирование и обычаи нашего народа, его материальную и духовную культуру и язык. Во-вторых, исследователю ранней истории восточных славян приходится оперировать неполными и не всегда понятными научными данными, которые к тому же часто можно по-разному воспринимать. При таких условиях только комплексное использование всех возможных материалов может уберечь исследователя от поспешных и необоснованных выводов.
Поскольку язык является неотъемлемым признаком этноса, можно утверждать, что и его возраст определяется возрастом соответствующего этноса. Установление научными методами возраста этноса, как и любого общественно-исторического явления (государства, города, культурно-исторического региона и т.д.) предусматривает необходимость доказать непрерывность его жизни от предполагаемого времени его возникновения [1]. Подчеркнем – именно непрерывность этнокультурного развития, а не определенный постоянный набор этноязыковых признаков является определяющим элементом для любого этноса. Благодаря непрерывности развития сохраняется генетическая связь между отдельными фазами развития культуры и языка данного этнического организма на протяжении всего его жизни [2].
Непрерывность культурно-исторического развития общества на территории современной Украины с некоторой гипотетичностью прослеживается с середины ІІ тыс. до н.э., то есть от периода появления в этом регионе славян, которые к тому времени уже сформировались как отдельный индоевропейский этнос.
На древнейших восточнославянских территориях между киевским Приднепровьем, Восточными Карпатами, Припятью и зоной Степей среди коренного славянского населения, история которого отличается наследственностью, преемственностью, отсутствием каких-либо глобальных природных или общественных катаклизмов, которые могли бы разрушить непрерывную историческую цепь этноязычного и культурного развития, на протяжении многих веков формировались этнографические и языковые особенности, которые со временем стали украинскими.
При этом наши дальние предки обогащались и достижениями соседних неславянских племен, в частности усвоили высокую земледельческую культуру трипольцев. Впоследствии дальние предки антов, входя в Скифскую федерацию (VІ – ІІІ в. до н.э.), подверглись ощутимому влияние со стороны ираноязычных скифских племен. Скифские особенности глубоко проникали в материальную и духовную культуры поднепровских славян, прежде всего в идеологию, религиозную и социальную сферы, в ремесло, фольклор и искусство, а частично – и в язык.
В частности, от скифов наши предки позаимствовали обряд телоположения умерших в грунтовых ямах с насыпанием над ними курганов (вместо более древнего обряда кремации), культ верховного бога (им стал Перун), поклонение рекам, почитание берегинь и русалок, задабривание упырей и т.д. Скифским влиянием была обусловлена замена в этих краях древнего славянского орнамента с традиционными геометрическими компонентами, распространенного и сегодня в Западной Украине, на Полесье и в Беларуси, орнаментом с воссозданием растительного и – реже – животного царства (так называемый скифский звериный стиль).
С тех пор и по сей день на Среднем Приднепровье и дальше на восток и юг в народном орнаменте стали преобладать разные формы листвы, цветов, петухи, кукушки, павлины, жар-птицы и т.д. Наиболее ярко скифский стиль орнамента отражает современная петриковская декоративная роспись (в с. Петрикивка на Днепропетровщине).
Позднее, на рубеже н.э. (от племен археологической зарубинецкой культуры ІІ в. до н.э. – ІІ в. н.э.) на Приднепровье в ареале от современного Киева до Канева прослеживается появление новых местных этнографических черт, которые со временем стали характерными признаками украинской бытовой культуры (в частности, традиция белить дом внутри и снаружи известью или мелом, разрисовывать печи цветами и птицами, делать завалинку и отделывать её красной глиной и т.д.) [3].
Вместе тем, следует сказать, что научно доказанная и подтвержденная несомненными археологическими материалами непрерывность развития материальной культуры на протоукраинских землях прослеживается лишь с VІ в. н.э., то есть в последние 1500 лет.
Археологи четко подтверждают непрерывное развитие на протяжении этого времени традиций изготовления посуды и сооружения жилых зданий на Среднем Приднепровье и Верхнем Поднестровье, на Волыни и в Галичине [4]. Все это является весомым и вполне достаточным основанием для того, чтобы историю украинцев как отдельного этноса начинать, вслед за М. Грушевским и многими другими историками, с середины І тыс. н.э., то есть непосредственно с распада праславянской этноязычной общности. С тех пор на украинских этнических землях на протяжении 1500 лет развивался один этнос, который со времен позднего средневековья носит название украинского [5].
Формирование украинского этноса именно с середины І тыс. н.э. четко соотносится с общими закономерностями процесса этногенезиса в тогдашней Европе. Как отмечают исследователи, именно с середины І тыс. н.э., то есть после так называемого Великого переселения народов и падения в 476 г. Западной Римской империи, когда общественно-политическая ситуация в Европе стабилизировалась, «прослеживается непрерывное развитие не только украинцев, но и других народов, расположенных в зоне непосредственного влияния Римской империи, – французов, испанцев, англичан, немцев, румын, чехов, поляков» [6]. Итак, самостоятельная история украинцев началась синхронно с зарождением и формированием других европейских этносов. Возникновение языка отдельного этноса, вполне естественно, происходит вместе с формированием самого этноса – часто задолго до появления у него письменности и государственности. Так было и в истории украинцев.
На протяжении VII – VIII вв. на юге Восточной Европы в ходе дальнейшего процесса экономической, культурной и языковой консолидации происходило перерастание имеющихся на то время отдельных этнополитических сообществ (так называемых союзов племен) в феодальные княжества. Таких феодальных княжеств было где-то 12 – 14. Вследствие их постепенного объединения на рубеже VIII – ІХ вв. возникло мощное государство Русь, которое в историографии ХІХ в. получила название Киевская Русь.
Сначала Киевская Русь состояла лишь из Киевской, Черниговской и Переяславской земель. На этой же территории находился и политический, экономический и культурный центр государства – Киев. На 60-е гг. ІХ в. Киевская Русь также объединяла только украинские племена – полян, древлян, южных дреговичей и черниговскую часть сиверян. В последней четверти ІХ в. власть киевского князя распространилась на полочан и смоленских кривичей, а после того, как в 882 г. Киев захватил новгородский князь Олег, к Киевской Руси были присоединены и земли псковских кривичей и ильменских словенов.
Преемник Олега князь Игорь подчинил уличей и тиверцев. На протяжении Х – в начале ХІІ в. в Киевскую Русь вошли все земли восточных славян и многих неславянских племен (угро-финские племена мурома, меря, весь, балтийская голядь, тюркские торки и берендеи и др.). Таким образом, уже в начале Х в. Киевская Русь стала неустойчивой конфедерацией «племенных княжений», демонстрируя, по словам М. Брайчевского, драматичное переплетение центростремительных и центробежных тенденций.
Что это было за государство и какой народ имеет основания называть его своим?
Чтобы найти правильный ответ на этот вопрос, следует отказаться от эмоций, конструирования заполитизированных идеологических схем и опираться исключительно на исторические факты.
Историческая закономерность образования политических объединений – государств (и национальных, границы которых в основном совпадают с границами соответствующих этнических территорий, и империй, в которые входят разные народы) заключается в том, что начинает их один конкретный этнос, которому и принадлежит это государство, несмотря на возможные расширения его территории в будущем за счет земель других этносов.
Так было не только с национальными государствами (Франция, Германия, Чехия и др.), но и с мировыми империями (например, Византийской, Османской, Российской, где государствообразующими этносами были соответственно греки, турки, русские). Что касается этнической принадлежности древней Руси внимание непредубежденного исследователя должно привлечь прежде всего то, что это государство сначала охватывало лишь земли на Среднем Приднепровье, то есть оно не выходило за пределы территории, на которой жили протоукраинцы.
Более поздняя украинская культура (времен Казатчины, Гетманщины и современных украинцев) сформировалась на культурных традициях южнорусских (то есть протоукраинских) летописных племен (полян, древлян, волынян, сиверян, уличей, тиверцев, белых хорватов) и Киевской Руси. Например, традиционная одежда украинских крестьянок – длинная вышитая или кружевная сорочка, специального кроя плахта, наметка (у девушек – венец), лапти – ведет начало еще от одежды племенных объединений VІІІ в., сохранялась в быту сельского населения Киевской Руси и следующих эпох и почти в неизменном виде дошло вплоть до ХХ в. [7].
Также мужская одежда Х в. была уже такой, как и у украинцев позднего средневековья. Русины носили белые сорочки, кожухи, свиты, епанчи. Внешний вид киевского князя Святослава Игоревича (942 – 972), описанный византийским писателем второй половины Х в. Львом Дьяконом (белая сорочка, бритая борода, длинные усы, оселедец, сережка в ухе), почти не отличается от более позднего запорожского казака.
Да и само казачество как общественный слой защитников своей отчизны начало формироваться еще в Киевской Руси: это и богатырские заставы на границе с враждебной Степью, и конкретные богатыри из былин киевского цикла, и вооруженные дружины киевских князей, и свободные ватаги воинов (бродники и берладники), которые, кроме войны со степняками, торговали, имели охотничьи и рыбные промыслы в пойме Днепра и его притоков.
Исследователи считают таких воинов пращурами казаков [8]. Ведь казачество продолжило военные традиции киевских князей, у которых уже были культ меча, коня и сабли, малиновые знамена, почитание верховных покровителей – святого Юрия, святой Покровы и др. Даже украинские кобзари позднего средневековья имели своих предшественников в Киевской Руси – таких, как вещий певец Боян и ему подобных. Казацкие думы по структуре, форме и содержанию очень схожи с киевскими богатырскими былинами и дружинным эпосом, от которого до нас дошло лишь «Слово о полку Игоревом». В нем очень много поэзии, присущей украинскому фольклору.
«Слово о полку Игоревом» является сугубо украинским не только потому, что оно было создано на украинской территории, и события, изображенные в нем, происходят на родине украинцев далеко от русских земель, но и по его духу, художественно-образной системе, лингвостилистическим средствам, мировосприятию и образу мышления его автора.
Этот поэтический шедевр нельзя, вслед за российскими исследователями, провозглашать древнейшим произведением русской литературы еще и потому, что во время неудачного похода на половцев 1185 г. южных русинов (то есть украинцев) во главе с Новгород-Сиверским князем Игорем Святославичем русская Суздальщина была ближайшим союзником половцев в борьбе с Киевом. Итак, суздальцы, по сути, оказались во вражеском лагере и не могли не только воспевать военный антиполовецкий поход, но даже и участвовать в нем [9].
Анализируя «Слово о полку Игоревом», известный российский критик ХІХ в. В. Белинский отмечал, что оно «носит на себе отражение поэтического и человеческого духа Южной Руси, которая еще не знала варварского ярма татарщины и была чужда грубости и дикости Северной Руси… Есть что-то теплое, благородное и человеческое во взаимных отношениях действующих лиц этой поэмы.
Все это, повторяем, откликается Южной Русью, где и ныне еще так много человеческого и благородного в семейном быту, где отношения полов основываются на любви, а женщины пользуются правами своего пола. Все это противоположно Северной Руси, где семейные отношения были грубые, жена – домашний скот, а любовь – совсем постороннее дело при браках: сравните быт малороссийских мужиков с бытом русских мужиков, мещан, купцов, а частично и других сословий, и вы убедитесь в справедливости нашего вывода о южном происхождении «Слова о полку Игоревом»… Нельзя не заметить чего-то общего между «Словом о полку Игоревом» и казацкими малороссийскими песнями» [10].
Таким образом, материальная и духовная культура более поздней Украины выросла непосредственно из культуры праукраинских союзов племен и Киевской Руси. Украинский люд XVI – XVIIІ вв. осознавал себя прямым потомком Киевской Руси. Эту непосредственность исторического сознания не прервали ни монголо-татарское нашествие, ни безгосударственность украинского этноса в XIV – XVI вв. Конечно, нельзя отрицать того факта, что культура Киевской Руси стала важной основой материальной и духовной культуры русского и белорусского народов. Однако если украинцы были прямыми потомками людности Киева, Галича, Чернигова, Переяслава и других протоукраинских территорий, то русские и белорусские этнические особенности были продуктом их саморазвития в условиях собственных этнических территорий далеко за пределами первоначальной Руси [11].
Все приведенные факты (а их можно найти значительно больше) дают основания считать, что Киевская Русь возникла как раннее украинское государство. Лишь значительно позже она стала огромной и типичной средневековой империей от Сяна до Волги, но её государствообразующим и консолидирующим этносом были южные русины, то есть праукраинцы.
Когда речь идет о происхождении украинского языка, подавляющее большинство интересующихся воспринимает эту проблему как происхождение современного украинского литературного языка, то есть – такого, который они слышат каждый день по радио и телевидению и используют в ежедневном общении между собой, который изучали в школе, на котором читают книжки, газеты и журналы.
Однако следует помнить, что национальный язык состоит из двух самостоятельных ветвей: общего для всей нации литературного языка, отшлифованного мастерами художественного слова, и языка народного, который довольно отличается в разных диалектных ареалах. В эпоху средневековья в роли литературного языка мог выступать не только свой, но и совсем чужой язык, как, например, латынь у народов Средней и Западной Европы.
В отношении происхождения украинского литературного языка в современном языковедении особых проблем нет: общеизвестно, что начало ему положил И. Котляревский произведениями «Енеїда», «Наталка Полтавка» и «Москаль-чарівник», а его нормализация связана с творчеством Т. Шевченко, а также Г. Квитки-Основьяненко, П. Гулака-Артемовского, Е. Гребинки, Л. Боровиковского, А. Метлинского, В. Забилы и др.
Они начали писать свои произведения народным языком на основе украинских среднеподнепровских и слобожанских говоров.
До И. Котляревского и Т. Шевченко существовал староукраинский письменный язык (вторая половина ХІІІ – ХVІІІ в.), который сформировался на основе древнекиевских (древнерусских) литературных традиций и влияния живой народной речи, а древнекиевский (древнерусский) письменно-литературный язык возник под непосредственным влиянием старославянского (церковнославянского) языка, заимствованного от болгар вместе с принятием христианства. Итак, совершенно понятно, что когда мы говорим о древности украинского языка и ищем его корни в глубине веков, речь идет не о его современном литературном варианте, а о народной речи, то есть о народных диалектах.
История народно-диалектной речи складывалась совсем по-другому. Она развивалась по своим внутренним законам и почти не зависела от государственной или религиозной жизни общества. Именно в народной речи возникли те специфические фонетические, грамматические и лексические черты, которые со временем стали характерными особенностями украинского языка.
Таким образом, исследовать происхождение украинского языка – это, прежде всего, выяснить последовательность, место и время возникновения отдельных украинских диалектных черт, которые постепенно составили специфическую языковую систему, среднеподнепровский вариант который стал основой современного украинского литературного языка.
Формирование своеобразных фонетических, грамматических и лексических черт, присущих украинскому языку, растянулось на длительное время. Некоторые из них появились еще в речи восточнославянских племен, которые жили на территории Украины на протяжении так называемого праславянского (то есть общеславянского) периода, другие формировались уже после распада праславянской этноязычной общности (в VІ – ІХ вв.), еще другие – в Киевской Руси ІХ – ХІІ вв. и значительная их часть – в период нового этапа самостоятельной истории восточнославянских языков, то есть после ХІ – ХІІ вв.
По последовательности возникновения можно выделить три основных пласта наиболее характерных украинских языковых особенностей, которые сформировались на протяжении соответствующих исторических периодов:
- грамматические черты и лексика, унаследованные от праславянского языка;
- языковые особенности, которые возникли в дописьменный период формирования украинского языка (VІ – Х вв.);
- фонетические черты, появление которых было вызвано упадком редуцированных (то есть очень коротких) ъ и ь.
На особенностях формирования ранних украинских диалектов существенно отразился прежде всего тот факт, что большая часть протоукраинской этноязычной территории находилась в пределах восточной части прародины славян (между Припятью, Средним Днепром, Карпатами и зоной степей). Из-за этого в украинских говорах в большей или меньшей мере отразились все фонетические, грамматические и лексические изменения, которые происходили еще в праславянских диалектах этого ареала.
После разделения на рубеже н.э. праславянской языковой общности на западную и восточную диалектные зоны начался последний, позднепраславянский период. В это время все больше росли различия между указанными зонами на фонетическом и других языковых уровнях.
Эти различия углублялись с расселением восточнославянских племен на широких пространствах в бассейнах Десны, Верхнего Днепра и Верхней Оки, поскольку в это время при преобладающих внутренних тенденциях языкового развития они обуславливались также и влияниями иноязычных (балтского и угро-финского) субстратов. На юге, на славянском ареале черняховской культуры, существенно сказался иранский субстрат.
Все это послужило причиной того, что при дальнейшем параллельном развитии во всех позднепраславянских диалектах тех фонетических, грамматических и лексических процессов, которые начались еще в индоевропейское время и в ранний и средний праславянские периоды (до начала н.э.), результаты многих из этих процессов в позднепраславянскую эпоху (І – V вв. н.э.) в разных диалектах были не одинаковыми. Росли отличия на разных языковых уровнях не только между западным и восточным славянскими диалектными массивами, но и внутри самого восточнославянского диалектного ареала.
Все больше распространяясь на огромных и слабо связанных между собой территориях, накладываясь выше Припяти и Десны на местные балтский и угро-финский субстраты, восточнославянские говоры еще с первых веков н.э. постепенно, но неуклонно теряли свои общие черты, присущие им во время функционирования на первоначальной славянской прародине между Карпатами и Днепром и между Припятью и занятой кочевыми племенами зоной степей. Вместе с тем терялась и какая-либо почва для общего восточнославянского народноразговорного языка даже в более поздних условиях общего восточнославянского государства – Киевской империи.
- Залізняк Л. Л. Від склавинів до української нації. – К., 1997. – С. 62.
- Там же. – С. 66.
- Третьяков П. Н. По следам древних славянских племен. – Л., 1982. – С. 36.
- Залізняк Л. Зазнач. праця. – С. 129.
- Там само. – С. 67.
- Там само. – С. 63 – 64.
- Ніколаєва Т., Щербій Є. Народний одяг // Культура і побут населення України. – К., 1991. – С. 59, 99.
- Залізняк Л. Від склавинів до української нації. – С.133 – 134.
- Там само. – С. 124.
- Белинский В. Г. Сочинения / Изд. Ф.Павленкова. – Т. 2. – СПб, 1902. – С. 359. Див. також: Белинский В. Г. Полное собрание сочинений. – Т. 5. – М., 1954. – С. 332 – 333, 348 – 349.
- Залізняк Л. Від склавинів до української нації. – С. 129, 138, 144, 146.
продолжение…
Поскольку подавляющее большинство украинской этноязыковой территории совпадает с восточным ареалом славянской прародины, вполне естественно, что украинцы унаследовали материальную и духовную культуру своих предков-праславян этого региона, а украинский язык перенял от праславянского значительный специфический лексический фонд и множество фонетических и грамматических (прежде всего, морфологических) черт, которые в других славянских языках сменились новыми, а у нас они составили древнейшую группу украинских языковых особенностей.
Среди них наиболее важные:
- окончание –у в род. падеже единственного числа существительных муж. рода: солоду, меду, дому, вьрху, полу;
- окончание «-ові, -еві (-єві)» в дат. падеже единственного числа существительных муж. рода типа «солодові, медові, домові», а потом – и всех других существительных муж. рода;
- чередование согласных г, к, х со свистящими з, с, ц в дат. и предл. падежах единственного числа существительных: «дівці, слузі, на березі, на ріці, в книзі»;
- звательный падеж существительных: «жено, друже, княже, брате, земле, владико, учителю»;
- окончание «-ої» в род. падеже единственного числа прилагательных жен. рода: «великої, доброї, святої, пагубної»;
- формы дат. падежа местоимений «мені, тобі, собі»;
- формы 3 лица глаголов настоящего и простого будущего времен І спряжения без конечного -ть: «може, убиває, іде, живе, поучає»;
- окончание -мо в глаголах 1 лица множественного числа настоящего и будущего времен: «даємо, поставимо, не питаємо, помагаємо» и др.
Значительная часть специфических для украинского языка фонетических черт (а некоторые из них оказались общими для украинского и других соседних языков) начали формироваться непосредственно от праславянского языка, то есть с V – VI вв.н.э. На протяжении второй половины І тыс. н.э. возникли следующие фонетические особенности:
- взрывной заднеязычный согласный g превратился в фрикативный (ориентировочно конец VІ – первая половина VIІ вв.), и вместо «gолова, ноgа, gородити» стали произносить « олова, но а, ородити»;
- в некоторых говорах появились приставные согласные в и г в начале слов перед гласными звуками: «восінь, возеро, вухо, вузький; госінь, гозеро, говес, горати» (возможно, еще в племенных диалектах волынян и древлян);
- давние звуки ы, і слились в специфически украинский «и» (с ІХ –Х до ХІІ в.);
- произошло взаимное сближение безударных гласных «е – и»: «веисна, сеило, зилений, веиликий, ожиеве» и т.п.;
- гласный «е» после ж, ч, ш, й перед последующим изначально твердым согласным перешел в о: «женатый – жонатий, человек – чоловік, єго – його, пшено – пшоно» (ІХ – Х вв.);
- так называемый «ять» (то есть специфический дитонг «іе», который на письме обозначался буквой «–») на большей части украинской этнической территории превратился в «і», вследствие чего вместо «віече, гріех, діети, ліес, лесок, дедок» стали произносить: «віче, гріх, діти, ліс, лісок, дідок» (Х – первая половина ХІ вв.) и др.
Характерные особенности, присущие украинскому языку, формировались и в сфере морфологии; появлялись сугубо местные слова, неизвестные в других славянских ареалах. Все это придавало ранним украинским говорам (их еще называют протоукраинскими) местную специфику и выразительную самобытность.
Итак, на время образования Киевской Руси в середине ІХ в. южнорусские народные говоры имели уже много фонетических и грамматических особенностей, присущих украинскому языку.
Общая же языковая ситуация в этом государстве была довольно сложной. В Киевской Руси существовали две формы устного языка (устная народная диалектная речь и устно-литературные койне, то есть «общие диалекты» для многих слоев населения) и два письменно-литературных языка – древнекиевский (древнерусский) и церковнославянский.
Наиболее распространенной формой функционирования языка в эпоху Киевской Руси была устная народная речь, которая реализовывалась в многочисленных диалектных вариантах. Сельская диалектная речь в большинстве регионов отличалась лингвистической чистотой и эволюционной преемственностью, что обуславливалось резким противопоставлением в то время села и города.
В отличие от городов с их разноэтничным и разноязычным населением, господствующей христианской идеологией и культурой, село сохраняло извечную народную культуру, язык и тысячелетние языческие традиции. Но сельская народная речь никогда не была однородной даже на ранней (протоукраинской) территории, а тем более – на всей территории Киевской Руси. Хотя, например, волынянин и надднепрянец или прикарпатец и переяславец вполне могли объясниться между собой, их речь заметно отличалась и фонетикой, и отдельными словами, и некоторыми речевыми оборотами.
Еще большая языковая разница была заметна между более отдаленными территориями –например, между языком крестьян Киевщины и Полоччины и Смоленщины или Псковщины и Новгородщины. Именно в языке тогдашних крестьян в разных диалектных ареалах формировались и развивались те фонетические и грамматические черты, которые стали как общим достоянием, так и отличительными особенностями украинского, русского и белорусского языков.
О состоянии и особенностях древнерусской речи никаких прямых свидетельств у нас нет, так как магнитофонов тогда еще не было, и живой народный говор никто не мог зафиксировать. Никто не догадался и детально описать особенности тогдашнего народного языка. Об этом можно размышлять лишь на основе письменных памятников, но при установлении времени появления отдельных диалектных черт по старинным письменным текстам надо быть очень осторожным и относиться к ним критически. Ведь до нас дошли письменные памятники, начиная со второй половины ХІ в., то есть почти через столетие после принятия христианства (ни из Х, ни из первой половины ХІ в. никаких письменных источников у нас нет, хотя они, наверно, были, но погибли в лихолетье).
Кроме того, время фиксации в письменных текстах определенного диалектного явления можно было бы считать и временем его возникновения в живой народной речи лишь в том случае, если бы древнекиевские книжники ставили себе задачу следить за появлением новых черт и особенностей в народных диалектах и обязательно использовать их в письменном языке. На самом же деле все было наоборот: книжники сознательно избегали любых просторечных народных черт, так как руководствовались официальной установкой о том, что живую народную речь не следует допускать в священные книги – это считалось кощунством.
Разрыв между литературным и народно-диалектным языками в эпоху Средневековья был очень существенным, и об этом следует помнить. Поэтому нельзя, например, цитировать отрывок из «Повести временных лет» или из «Слова о полку Игореве», написанных литературным языком той эпохи со многими церковнославянскими чертами, и на том основании, что он не похож на современный украинский язык, делать вывод, что якобы никакого украинского языка в то время еще не было. Но ведь он существовал в устном, народноразговорном варианте.
При фронтальном обследовании церковнославянских памятников второй половины ХІ в. и более поздних, таких как Остромирово Евангелие 1056–1057 гг., Сборники Святослава 1073 и 1076 гг., Архангельское Евангелие 1072 г. и другие книги киевского происхождения, созданные на церковнославянском языке, находим среди церковнославянской языковой стихии десятки и сотни примеров отражения языковых черт, характерных для живого украинского языка. Это – специфический гортанный звук h вместо прорывного g, специфически украинский гласный звук и, возникший вследствие слияния древних ы, і, взаимно приближенные безударные гласные еи и ие, гласный и на месте древнего – («ятя»), множество присущих украинскому языку морфологических особенностей, местные слова, такие как багатьє, багно, гай, глечик, гребля, жадати, жито, зоря, кожух, криниця, лазня, оболонь, полонина, тулитися, ховатися, яр и многие другие.
Еще больше живоязычных украинских черт свидетельствуют древнекиевские памятки светских жанров. Например, в «Слове о полку Игореве» (конец ХІІ вв.) отражено полногласие (ворота, голова, голос, полонені, хороброє), окончание -ові, -еві (-єві) в дательном падеже существительных мужского рода (Дунаєві, Ігореві, Романові, королеві), звательный падеж существительных (Бояне, дружино, княже, Всеволоде, господине), формы глаголов настоящего времени с мягкими окончаниями -ть (велить, плачуть, ржуть) и многие другие.
Итак, все отмеченные диалектные черты на украинской и других территориях во второй половине ХІ–ХІІ вв. были настолько обычным явлением для речи тогдашних книжников, что невольно, вопреки всем установкам соблюдать традиции, все-таки проникали в письменность, и писцы их даже не замечали. Переписывая книгу, они мысленно проговаривали текст на своем родном говоре, из-за чего делали ошибки, и многие диалектные черты попадали в тогдашние книги. Возникали же такие черты намного раньше, задолго до образования Киевской Руси и мифической древнерусской народности. По мнению известного историка русского языка М. Русинова, между временем возникновения диалектной черты и её первой фиксацией проходило по меньшей мере столетие, а в некоторых случаях – и несколько столетий.
Мы отметили большое количество украинских диалектных особенностей, которые в Х–ХІ вв., без сомнения, уже существовали. Тем не менее, они еще не создавали современной украинской языковой системы. Ей не хватало целого ряда фонетических черт, которые были следствием упадка редуцированных (то есть очень кратких) гласных о и е, которые на письме обозначались соответственно через ъ и ь.
На протяжение ХІ–ХІІІ вв. редуцированные гласные пришли в упадок во всех восточнославянских диалектах. В раннеукраинских говорах этот процесс состоялся раньше всего (в ХІ – первой половине ХІІ вв.) и послужил причиной появления новых фонетических особенностей украинского языка.
Так, вследствие упадка редуцированных ъ и ь в украинском языке гласные о, е в новых закрытых слогах перешли в і (віл, кінь, ніч), появились сочетания -ри-, -ли- (кривавий, гриміти, глитати); согласный л в определенных позициях перешел в краткий звук ў (воўна, воўк, поўний, тоўстий, моўчати, которые на письме передаются как вовна, вовк, повний, товстий, мовчати); произошло смягчение суффикса -ский в -ський, удвоение согласных в словах типа збіжжя, зілля, життя, суддя, ніччю и т. д.
Таким образом, рубеж ХІ–ХІІ вв. можно условно признать временем завершения формирования украинского языка и началом нового этапа его истории, когда он в народноразговорном варианте уже приобрел в основном все свойственные ему языковые черты. Такой вывод совпадает и со взглядами украинских языковедов ХІХ – первой половины ХХ в. на время возникновения украинского языка. Например, П. Житецкий еще в 1876 г. пришел к выводу, что система гласных звуков украинского языка определилась уже в ХІІ–ХІІІ вв. По мнению А. Потебни, украинский язык существовал уже во времена Киевской Руси. Всемирно известный ученый академик А. Крымский, исследовав огромный фактический материал, категорически утверждал, что живой украинский язык ХІ в. «стоит среди восточного славянства вполне уже обособлено»1.
Кроме народной устной диалектной речи, в городах Киевской Руси существовали так называемые устно-литературные койне наддиалектного типа. Они образовывались в процессе взаимоотношений разных слоев населения и представителей разных этноплеменных групп, формировались на основе какого-то конкретного диалекта или вбирали в себя и речевые элементы других диалектов, а также разнообразную терминологическую лексику, профессионализмы, жаргонизмы и т. д. Койне использовали, в частности, купцы, дружинники, княжеские администраторы, ремесленники. В каждом городе эти койне имели свои особенности, поэтому их нельзя воспринимать как общий древнерусский языковой стандарт и называть древнерусским языком.
Для всей территории Киевской Руси общими были два литературных языка – церковнославянский и древнекиевский (его традиционно называют также древнерусским).
Церковнославянский язык по происхождению – старославянский (другое название – древнеболгарский, так как он возник на основе одного из македонских диалектов древнеболгарского языка). Этот язык пришел к нам вместе со священными книгами после принятия христианства и стал языком православной церкви, образования и культуры. На восточнославянской почве этот язык подвергся влиянию местных народных говоров и стал заметно отличаться от древнеболгарского языка. В науке он получил название «церковнославянский язык». Однако, несмотря на значительные местные влияния, церковнославянский язык не изменил своей сути. Он остался общим языком всех православных (а впоследствии также греко-католиков) как на Руси, так и в других славянских христианско-православных странах. Для восточных славян она был хоть и понятным, однако все-таки не родным.
Все государственные и светские культурные функции на всей территории Киевской Руси выполнял древнекиевский (древнерусский) письменно-литературный язык. Он возник на основе местных языковых традиций фольклора, общественно-политической практики и дружинного эпоса по образцам и языковым моделям старославянского языка.
Имея разветвленные стили (юридическо-деловой, летописный, светско-художественный), древнекиевский письменно-литературный язык функционировал параллельно с церковнославянским языком (некоторые ученые считают эти языки лишь двумя жанрами одного и того же литературного языка). Это – язык свода законов «Русская правда», летописи «Повесть временных лет», а также «Слова о полку Игореве», «Поучения Владимира Мономаха», «Моления Данила Заточника» и других памятников литературы Древней Руси.
В разных землях Древнерусского государства этот письменно-литературный язык постепенно обогащался местными лексическими и стилистическими особенностями и со временем стал основой формирования украинского, белорусского и частично русского письменно-литературных языков древнего периода. Проникновение же местных народноразговорных элементов в церковнославянский язык послужило причиной возникновения украинской, белорусской и русской редакций церковнославянского языка. Таким образом, церковнославянский язык по сути стал совокупностью многих (восточнославянских, сербской, болгарской) его редакций.
Однако стоит сказать, что общность и церковнославянского, и древнекиевского (древнерусского) якобы для всей территории Киевской Руси изначально была весьма относительной. Правильнее было бы говорить об общности не самого языка, а лишь письменных текстов. Церковнославянские и древнерусские тексты были уже с древнейших времен лишь своеобразными графическими формулами, которые читали в разных регионах по-разному, произнося слова «на свой лад».
Один и тот же текст, прочитанный из книжки, скажем, в Киеве, Полоцке и Суздале, звучал как разные языки
Но «законодателями моды» в книжном произношении, конечно же, были столичные (т.е. киевские) книжники. В частности, они произносили g как h; («ять») как і; и, і как и; согласные перед гласными и, е произносились твердо и т.д.
Киевское произношение письменных текстов с типичной для него украинской фонетикой влияло на произношение книжников и в других регионах. Особенно распространилось это произношение во втором по значению культурном центре государства – Новгороде и всей Новгородской земле – наиболее демократичной и наиболее образованной из далеких северо-восточных провинций Киевской империи. Благодаря широкой грамотности населения Новгородской республики киевское книжное произношение как орфоэпический эталон проникло во все сферы жизни и все слои общества не только в городах, но и в селах настолько глубоко, что стало органичной частью повседневной народной речи, повлияло на формирование новгородских диалектов и сохранилась вплоть до нашего времени.
Такая специфическая фонетическая черта современного северного наречия русского языка, как произношение гласного звука и на месте бывшего – («ятя»), то есть произношение звірі, тєрпініє, іміті, нарікаті, тобі, Мікіті вместо звєрі, тєрпєніє, імєті, нарєкаті, тобє, Мікітє существовало в новгородских говорах, начиная с конца Х в., о чем свидетельствует спорадичная замена – буквой и (= і) в древнейших памятках новгородской письменности Х – ХІІІ вв. Еще и поныне в северных и в западной части среднероссийских говоров произносят на столі, на коні, к землі, ріка, білой, всі, мні, тебі, себі и т.д.
Преемником древнекиевского (древнерусского) письменно-литературного языка в послемонгольский период (ХІ – ХVІ вв.) стал староукраинский язык – язык юридических документов (грамот), со временем – конфессиональной, полемической, проповеднической и художественной литературы. Наиболее интенсивно развивался его деловой стиль, поскольку тогдашняя украинско-белорусская письменная деловая речь стала государственной в Великом княжестве Литовском.
На украинских территориях в этот период прослеживается обогащение его новыми чертами, как, например, начало фиксации взрывного ґ, распространение новых, типично украинских словообразующих суффиксов, проникновение в деловую речь иноязычных заимствований и локальных названий, связанных с диалектными особенностями определенных территорий, пополнение запаса характерных фразеологических оборотов и т.д.
Украинский литературный язык послемонгольского периода, сперва довольно обедненный, постепенно набирал силу, используя в своем развитии как церковнославянскую основу, так и лексико-грамматические и фонетические особенности делового стиля.
Наибольшего расцвета староукраинский письменно-литературный язык достиг в ХVІІ – первой четверти ХVІІІ вв. в творчестве И. Вишенского, З. Копистенского, М. Смотрицкого и др. В это время обогащается художественная литература (поэзия и драматургия), полемическая и дидактико-проповедническая проза новыми художественными средствами (эпитетами, метафорами, сравнениями, параллелизмами, символами, аллегориями), происходят активные процессы создания новой общественно-политической и административной лексики, пополнение лексического слога письменного языка сугубо народными словами, обогащение его народной фразеологией и, в конце концов, появление произведений, написанных на языке, приближенном к народному (И. Галятовский).
Вместе с тем, с ХVІІІ в. в этот язык все больше проникают полонизмы и другие иноязычные слова, и он хоть и продолжал функционировать, тем не менее, перспектив дальнейшего развития уже не имел, да и бывшая его слава постепенно угасала. Кроме того, в 1720 г. царь Петр І утвердил указ Синода о печатании в Киеве и Чернигове книг лишь на таком языке, который ничем не отличается от московского. После этого староукраинский язык функционировал лишь в рукописях – деловых документах, диариушах (дневниках), разнообразных хозяйственных и медицинских справочниках и руководствах и т.д.
Место староукраинского языка постепенно занимал язык народный, наиболее ярко представленный в творчестве И. Некрашевича, которого справедливо считают предшественником И. Котляревского. Тем не менее в полный голос он зазвучал уже у автора «Энеиды» и «Наталки Полтавки».
Параллельно со староукраинским функционировал и так называемый славянорусский (фактически церковнославянский) язык, который в ХVІІ – начале ХVІІІ вв. стал употребляться в языке драм и во всей печатной литературе.
Значительным своеобразием отличалось становление русского языка, что было обусловлено сложными и противоречивыми особенностями формирования самого молодого восточнославянского этноса – русского.
1) Шахматов О. – Кримський Аг. Нариси з історії української мови та хрестоматія з пам’ятників письменської староукраїнщини ХІ – ХVІІІ стст. – К., 1924. – С. 107.